Сталинград – от поражений до победы. (Из дневника парторга) - Игорь Ваганов

Слова солдата прозвучали не как шутка или красное словцо. Они были произнесены с полной уверенностью в своих силах. Солдаты верили, что мы победим. И это был результат работы политработников. Ведь вся наша воспитательная работа проводилась под лозунгом «Ни шагу назад!» Ни шагу назад! Это была основная задача командования и наша партийная. Мы, армия политработников и армейских коммунистов, доводили её до каждого солдата и офицера. Батальонный и ротный актив частенько к этой основной задаче ставил ещё и свои, но они не противоречили основной, а как бы добавляли её. Так, например, в миномётном батальоне выдвинули лозунг: «Миномётчик! Родина тебе не простит, если твоя мина не уничтожит фашиста!» «Превратим свой окоп в неприступную крепость!» – вторили пехотинцы. «Каждому снаряду свой танк!» – говорили истребители танков и пэтээровцы.

Возможно, сейчас, спустя много лет эти лозунги покажется наивными. Но тогда они помогали нам изматывать врага, уничтожать его живую силу и технику. А самое главное – поднимать уверенность у каждого нашего солдата и офицера в победу. Такой лозунг, как «Превратим свой окоп в неприступную крепость», перестраивал психологию солдата, у многих солдат первое время не в почёте были сапёрная лопата, каска и противогаз. От противогаза у таких солдат оставалась одна сумка. Сапёрная лопата вместе с чехлом летела под куст, а за ней следовала и каска. Лозунг «Превратим свой окоп в крепость» заставил по-иному отнестись к сапёрной лопате. Солдат понял, что и она помогает ковать победу.

Распрощавшись с обитателями уютного окопчика, иду дальше. На передовой сегодня относительно тихо. Но голову над траншеей не высовывай, того и гляди, снайперу на мушку попадёшь. Иду и невольно кланяюсь. Над головой то и дело тенькают пули, с шипением проносятся мины и глухо ухают в глубине обороны. Татакают пулемёты, постукивают зенитки, рассеивая в белёсом небе парашютики разрывов снарядов. Но, в общем-то, сегодня тихо. Однако я не рискую. Миновав траншею, по-пластунски переползаю небольшой холмик и на его западном склоне сваливаюсь в окоп. От него в обе стороны тянутся ходы сообщения, вырытые в рост человека. Минутку передохнув, иду дальше. Миную пулемётную ячейку, два расчёта противотанковых ружей и сталкиваюсь со своим земляком Петром Захаровым.

– Захаров, эй, земляк! Здорово, дружище! – обрадовался я встрече.

Захаров обернулся. Его большие карие глаза округлились, потом радостно заблестели. Он прижал правую руку к груди, словно придерживая сердце, чтобы не выскочило, и шагнул ко мне:

– Товарищ парторг, это вы или нет?

– Я, я, Захаров. А вот по имени, извини, забыл, – крепко сжимая в объятьях загорелого сержанта, говорил я. – Как к нам попал? Ведь я тебя месяцев восемь не видел.

– К вам попал с пополнением. А не виделись месяцев восемь, а то и с гаком. В госпитале меня долго держали. А потом в батальоне выздоравливающих загорал. А вы всё парторг или комиссарите? – спросил он меня и, не дожидаясь ответа, обратился к низкорослому солдату, – Асадулин, углуби окоп на лопатку, – И ко мне. – Тоже наш земляк. Уфимский, со станции Иглино. А этот, – Захаров показал на высокого плечистого солдата, – с Дона, из станицы Романовской. Ребята оба цепкие, но ещё не обстреляны. Да ничего, обтешутся.

Случайная встреча заставила нас вспомнить о многом. Да это и естественно. Ведь при встречах так и бывает, когда один за другим следуют вопросы: а вот того помнишь, а вот того-то забыл. Так получилось и у нас. То я ему, то он мне, задав сходные вопросы. Что с Сохрановым? Помнишь сержанта из Ревды? А что с Медведевым из Пышмы? С Петровым из Первоуральска? Словом, повторив «а что» не один десяток раз, распрощались. А метров через десять от захаровского окопа я угодил на беседу к сержанту Астафьеву. Не помню, откуда он: кажется, пермяк. Рассказав молодым солдатам о повадках врага, он тут же стал показывать им, как орудовать связкой гранат, как ловчее закинуть бутылку с горючей жидкостью на вражеский танк, как укрыться от танка, если он, случаем, пойдёт на окоп. Рассказывая, как разить танки врага, он поведал о подвиге тридцати трёх гвардейцев…

Это была маленькая, как бы мимолетная беседа, но на таких беседах строилась, по существу, вся наша воспитательная работа. Но индивидуальные беседы не единственные формы воспитательной работы. У нас широко было внедрено чтение газет, Совинформбюро, боевых листков и писем из дома. Да, да, самых обычных писем, от родных и знакомых. Надо отдать должное, что письма из глубокого тыла сильно воздействовали на сознание солдата, так сильно, что иной раз трудно было подобрать средства более действенные. Письма приходили со всех концов нашей огромной родины. Солдаты и политработники наиболее интересные письма читали вслух. Тёплые, полные искренних патриотических чувств, они были для солдат бесценной моральной поддержкой, они воодушевляли нас на подвиги, призывали стойко сражаться с врагом.

Конец ознакомительного фрагмента.